Произведения — Александр Лейфер
ЛЕНА
28 апреля в Омском Литературном музее имени Ф.М. Достоевского на редкость тепло и не казённо прошёл вечер ‘Не изменись, моё перо!’, посвящённый 75-летию Елены Мироновой-Злотиной (1936 — 1994) — поэта, журналиста, театрального критика, заслуженного работника культуры РФ. Пришли на вечер Ленины друзья — известные омские актёры, журналисты, писатели: Вспоминали, как ежегодно собирались в этот день на её квартире в Юнгородке, сколько было перепето там песен — старых студенческих, певшихся ещё во времена Лениной питерской юности, и новых, сколько замечательных Лениных стихов там прозвучало — о театре, о любви, об Омске, сколько дружеских разговоров — порой просто лёгких и весёлых, а порой и весьма серьёзных, там состоялось : Пришли дочь Злата и внук Андрей, лучшая многолетняя подруга — библиотекарь Валентина Русанова. Особенно отрадно, что в зале было много и молодых лиц.
( Не вытерплю — добавлю в скобках, что не было на этом вечере только братьев -журналёров ни из ‘Омской правды’, которой Елена Злотина отдала 18 лет жизни (1960 -1978), ни из ‘Вечернего Омска’, который она вместе с его первым редактором Михаилом Вастьяновым в конце 1978 — начале 1979 основывала. Некогда людям — воюют на фронтах Второй омской гражданской информационной войны, и этому, пожав плечами, можно только посочувствовать:).
К вечеру была подготовлена небольшая выставка, где среди прочего, конечно же, была представлена и наиболее полная, посмертная стихотворная книга Елены Мироновой ‘ А может быть, счастье:’ (Омск, 1999), которая была издана на грант мэрии, и недавние публикации в коллективных поэтических антологиях , выпущенных группой ‘Омск’.Перед собравшимися проплывали на экране старые фотографии из фондов Литературного музея и Городского музея театрального искусства. Звучала любимая музыка Елены Николаевны: Ведущий вечера, писатель Сергей Денисенко, то и дело обращался к её последнему эссе ‘День и вечность’, оно было опубликовано уже посмертно в коллективном сборнике — будущем альманахе ‘Складчина’ (Омск, 1995). Лена стояла у самых истоков этого, живущего до сих пор альманаха, много сделала для выхода его первого выпуска. Эссе имеет подзаголовок — ‘Раздумья в тревожную весну’ и посвящено трудному, иной раз мучительному процессу ‘вживания’ творческого ‘неполитизированного’ человека в реалии постперестроечного ( ‘тревожного’, по её выражению) времени. Елена считала , что спасение от жёсткости , а порой и циничности наступивших новых ‘дикокапиталистических’ времён — в Вечном — в искусстве, в стихах, в истинных друзьях. Ведущий вечера цитировал тот или иной кусочек текста эссе, где упоминалась та или иная фамилия, и тут же ‘носитель’ этой фамилии выходил к микрофону — артисты Владимир Миллер, Татьяна Филоненко, Наталья Торопова, Василий Евстратенко, писатели Алексей Декельбаум и Александр Сафронов, известная журналистка Людмила Першина . Музейный работник Юлия Зародова рассказала о богатом, ждущем своих исследователей архивном наследии, оставшемся после ухода Елены Мироновой. А журналист Владимир Плюхин предложил установить на доме, где она жила, мемориальную доску. Что было встречено единодушными аплодисментами зала.
А я вспоминаю конец далёкого 1967 года. Елена Николаевна, возглавлявшая тогда отдел культуры ‘Омской правды’, привела меня, молодого журналиста, только что начавшего работать в этой газете после окончания университета , в старое двухэтажное здание на углу улиц Ленина и Чехова — на очередной ‘четверг’ — заседание областного литобъединения. Им руководил тогда поэт Владимир Макаров. Я смотрел и на него, и на присутствовавших на этом заседании прозаика Ивана Ягана, поэтов Анатолия Васильева и Вильяма Озолина как на полубогов, спустившихся с Олимпа в эту невзрачную, темноватую комнату над покосившейся деревянной лестницей , — ведь они выступают на литературных вечерах, печатаются в журналах и даже выпускают свои собственные книги!.. Да и про некоторых других участников собрания я уже слышал — прозу Михаила Малиновского читали по радио, рассказы Виталия Попова изредка печатались в газете ‘Молодой сибиряк’: Сидевшая рядом Елена Николаевна шёпотом представляла мне каждого.
А потом моя соседка попросила слова, и по тотчас же установившейся тишине стало ясно, что человек она здесь по-настоящему уважаемый и значительный. Было рассказано, как идёт подготовка очередной газетной ‘Литературной страницы’, где представлялось творчество членов литературного объединения, что и кого именно она намерена напечатать на этот раз. А потом Е. Н. сказала: ‘Появились в моей папке и несколько рассказов, один из которых мы со временем тоже поместим в ‘Литстранице’. А пока хочу представить вам их автора:’
И, назвав фамилию, подняла меня с места.
Вот этот момент и приоткрыл мне дверь в странную, захватывающую, порой удручающую, но всегда непредсказуемую литературную жизнь, которой я живу уже почти полвека.
Что же касается наших отношений с Леной, то не стану сегодня (как это, возможно, и ожидает кто-нибудь) рвать на себе тельняшку и утверждать, что был её лучшим другом. За долгие-долгие годы, в течение которых довелось вариться в одном литературном котле, было всякое, в том числе и моменты отчуждения, взаимных обид и непонимания. В конце жизни, когда у Елены Николаевны возникли проблемы со здоровьем, вынудившие её покинуть журналистику с её более или менее стабильным заработком, изменилось и отношение к ней со стороны некоторых вчерашних товарищей по перу. С горечью говорила она о том, что настоящий полноценный поэтический сборник так в её жизни и не просматривается — выпущены ( с огромным временнЫм интервалом) две тоненьких ‘кассетных’ книжечки, а пролежавшую несколько лет в издательстве большую стихотворную рукопись, по её предположениям, так никто по-настоящему и не прочитал. Люди, которые когда-то считали за немалую удачу напечататься в любовно подготавливаемых ею ‘Литстраницах’ главной областной газеты, набрали теперь литературный ‘вес’ и занялись большими делами. И в эти дела никак не вписывалась романтичная, ‘излишне’ интеллигентная, излишне ‘ленинградская’, ‘неактуальная’ лирика Елены Мироновой.
Наступило начало 90-х, мы начали организовывать Омское отделение Союза российских писателей. Думаю, нисколько не преувеличу, если скажу: Лена восприняла приглашение сотрудничать с новой писательской организацией как глоток свежего воздуха. Она делала в организации любую — большую и малую работу, переживала каждый штрих, каждую деталь нашей общей жизни. Мы помогли ей выпустить третий сборник стихов ‘Творите праздники души’ (Омск, 1994), устроили его коллективное обсуждение, глубоко взволновавшее и тронувшее её. А потом рекомендовали на своём общем собрании Елену Николаевну Миронову (Злотину) в Союз российских писателей.
х х х
В завершение этого поста я (вслед за С.Денисенко) тоже хочу процитировать Ленино эссе ‘День и вечность’.
‘:И выпал мне по счастливой случайности прекрасный подарок ко дню рождения. День был заурядно сер, а вечером было назначено писательское собрание. Вечер был одухотворённым и добрым. Дела и ближайшие планы мы обсудили довольно быстро, но не расходились долго. Сначала читали стихи, Потом много пели. Боже, как давно это у меня было — песни на весь вечер!..
Мы были все очень разные: пожилые , среднего возраста, молодые; поэты, прозаики и критики; мастера и только вступающие на тернистый путь творчества. Но оказалось, что всем дорог и необходим Булат Окуджава. С его чистотой и благородством, изысканностью и озорством, с его незажившей памятью о войне и родном покинутом Арбате, с вечной тревогой за человеческую душу:
Я давно не ощущала такого счастливого и обнадёживающего, вдохновляющего единения.
‘Пир во время чумы!’ — гневно скажет кто-то.
Нет, чистый и тёплый сбор возле вечного Кастальского ключа’.
Этими словами, написанными далёкой весной 93 года заканчивается последнее эссе Елены.
Ими сегодня хочу закончить и я.
